КИНОШНЫЙ МАКСИМ И ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЛЕО ШЛАГЕТЕР
 | <:CAPTION:> |
Что общего между этими персонажами? Один – простой, хитроватый питерский паренек, принявший идеи большевизма, выросший и закалившийся в борьбе за победу Октября и установление Советской власти в бывшей Российской империи.
Другой – рурский террорист, воевавший прежде на Западном фронте Первой мировой войны. Затем, будучи немецким лейтенантом в отставке, принял участие в составе фрайкора в боевых действиях германских войск и ландесвера против красных латышских стрелков, а также вооруженных сил прибалтийских буржуазных националистов, стремившихся ограничить влияние в регионе остзейских немцев.
Общее между ними заключается в том, что оба персонажа подвизались в финансово-коммерческой сфере не по доброй воле, а по обстоятельствам, порожденным окончанием Первой мировой войны. Помните? В последней серии трилогии о Максиме, под названием "Выборгская сторона" наш герой получает высокое назначение от молодого Советского правительства: он становится комиссаром банков.
В финансовых вопросах он поначалу понимает немного. С трепетом идет на первую встречу с банковскими чиновниками. Как справиться со старым, к тому же саботирующим "аппаратом"?
Один из чиновников с издевкой спрашивает - под смешки остальных: - Не скажет ли нам сей министр финансов, сколько будет дважды два? – Другой вторит ему: - какая разница между пассивом и активом? - Максим, сощурившись, оглядел лица чиновников, а потом, сохраняя выдержку, сказал: - Дважды два будет четыре, а насчет актива и пассива, - боюсь, как бы некоторые из чересчур активных шутников не вышли бы в скором времени в пассив.
Максим осваивает трудную науку управления финансами и, в конце концов, радуется вместе со своей подругой первому сверстанному бюджету молодой страны Советов. А Шлагетер? Он вынужден осваивать финансово-коммерческую деятельность по совсем другим соображениям. О том, какие это соображения, дает представление его диалог с приятелем-фрайкоровцем в пьесе Ганса Йоста (1890–1978), писателя и драматурга. Пьеса наиболее ярко отразила идеологические установки национал-социализма, как в области культуры, так и в области политики.
Первый акт. Действие первое (дается в сокращении):
Лео Шлагетер: Переходим к бухгалтерским счетам. Какие счета дают сведения о доходах? Фридрих Тиманн: Так... в первую очередь ... оценочные счета.
Лео Шлагетер (кивает): Да ... это?
Фридрих Тиманн; Амортизационные счета ... Счет фонда пополнения ... Счета делькредере
Лео Шлагетер: Правильно! ... А что означают оценочные счета? Фридрих Тиманн: Счета корректировки доходов содержат сведения о временных и ожидаемых прибылях и убытках
… Лео Шлагетер: Хорошо! Правильно! ... Теперь переходим к бухучету. Что ты можешь мне рассказать об этом?
Фридрих Тиманн: Что он сер под цвет осла, как и все в теории, и что он надоел мне до смерти!
Лео Шлагетер: Так! … а дальше?
Фридрих Тиманн: Гёц фон Берлихинген нашел единственно правильный подход к нему в одноименной пьесе Гете на странице 129!
Лео Шлагетер: А теперь оставь свои шутки. Мы должны освоить это дело! И на божью помощь рассчитывать нечего!...
… Фридрих Тиманн: Нет! В корне неверно !! Меньше понимаю именно тебя !! Шутки в сторону ... теперь я должен проэкзаменовать тебя. Ты был испытанным фронтовиком, а теперь осваиваешь двойную коммерческую бухгалтерию господина Фридриха Лейтнера, как зеленый первокурсник ... Думаю, Лео, ты ботаник! Тебе говорили: «Лео, это война! Вот тебе дробовик ... убей француза! " И Лео убивал ... Медали вырастали на твоей геройской груди, как спаржа ... А потом сказали: «Лео, сейчас мир! Вот тебе теория бухгалтерского учета и баланса! » и Лео заучивает ее наизусть! Докторские степени и отчисления от коммерческих продаж вскакивают как фурункулы на твоей обывательской шее ...
Лео Шлагетер: Заткнись!! ... Инвентарные счета учитывают изменения, рост и уменьшение активных и пассивных активов ...
Фридрих Тиманн: Заткнись ты, мой мальчик ... Сейчас у меня нет ничего подходящего под носом ... Но так дальше продолжаться не может! Иначе это плохо кончится, и мы станем главными менеджерами сегодня вечером! (Оба закуривают.) Что-то не так ... серьезно, Лео ... что-то абсолютно не так!
Лео Шлагетер: Что неправильно?
Фридрих Тиманн: Что-то не так между нами, Лео! Отсутствует воодушевление. Раньше: один взгляд - и согласие достигнуто! А сейчас...? Мы занимаемся болтовней ... выслушиваем лекции друг друга ...
Лео Шлагетер: Ты боишься собственной тени! Мы были товарищами, Фридрих, а теперь стали однокурсниками ... Мы были солдатами, а теперь мы студенты ...
Фридрих Тиманн: Кем мы стали ...? Ты чокнулся! Товарищ ... однокурсник? Солдат ... студент? Да, неужели, черт побери, товарищеские отношения были лишь ничтожным эпизодом? Разве ты в штатском стал иным, чем в мундире? Неужели ты вместе с погонами запрятал в карман брюк и прежнего Шлагетера ?
Лео Шлагетер: Милый Фрицик ... Я не слепой ... И не глухой ... Возможно, ты прав и мне нельзя больше молчать. Ты и прочие ... вы все кружитесь вокруг меня, как на раздаче ... фотографируете, как сумасшедшие ... и не можете понять, что происходит. Замечаете движение ... и не знаете, куда оно ведет. Разве не так?
(пауза)
Фридрих Тиманн: Нет! Это неправильно, Лео! Мы работали в этой области четыре года ...
Лео Шлагетер: Каждый занимается, чем может. Ничего особенного в этом не нахожу ... Не вижу смысла болтать. В мирное время ты отслужил год волонтером, на войне был волонтером четыре года. Чего об этом говорить! Потом Прибалтика пошла ... Верхняя Силезия ... Начались дополнительные туры. Руководство и правительство мыслят иначе, чем мы. Они предполагали мир. Официальная Германия живет в мире, потому что верит в мир!
Фридрих Тиманн: Это - суеверие!
Лео Шлагетер: Суеверие или вера ... Кто знает?
Фридрих Тиманн: Определенно, не эти мудаки в Берлине!
Лео Шлагетер: Определенно господа, которых ты только что отчасти упомянул! Так называемая представительская власть ... вокруг них группируется государство. Разве мы не республиканцы ...? Отлично! Республика тоже ничего не хочет сделать для нас. Она даже не желает нас знать! Мы брошены, за нами наблюдают кайзеровские офицеры. Мы мавры, выполнившие свои проклятые обязательства и долг. А республика отмылась добела ... Мы виноваты во всем: в развязывании и проигрыше войны ... почтенная же республика сплачивает обанкротившееся предприятие: довоенную Германию! Фридрих Тиманн: Вот так теория!
Лео Шлагетер: Нет, это факты !! У них красивое название: История! ... В прошлом я часто задавался вопросом, что же такое история на самом деле. Теперь я знаю ответ. Литераторы болтают о военном опыте… Этим озабочены психологи. Но если что-то навязло на зубах литераторов и лекторов, то это уже тухлятина, у такой истории признак гнили ... значит, это прошлая ... история! Понимаешь, точно так же, как за кайзером пришел Эберт, так за войной последовал мир. И Эберт - президент Рейха столь же реален и подлинен, как реален, подлинен и достоверен - мир !!
Фридрих Тиманн: Мир взад и вперед ... и имперский, и республиканский ... Я был и остаюсь немецким офицером Фридрихом Тиманном!
Лео Шлагетер: Ошибаешься! Это иллюзия! Ты студент Фридрих Тиманн, студент-экономист ... А все остальное чушь, потому что если бы кто-то был, скажем, таксистом четыре года, и затем уволен из своей компании ... кто он тогда? Фридрих Тиманн: Безработный ... но ...
… Лео Шлагетер (запальчиво): Боже правый, теперь я студент до мозга костей. Фридрих Тиманн: Успокойся! Одно из двух. Либо ты был солдатом и им остался! Либо ты студент ... и, значит, никогда не был солдатом!
Лео Шлагетер: Или - или! Ты упрощаешь вопрос. Давай не отвлекаться от темы: мы были зелеными мальчишками, потом пришла война. Война, которую мы не желали, но которая нуждалась в нас. Вот как зеленые юнцы представляют себе настоящего мужчину. Фридрих Тиманн: Война окончена, и теперь мы и наше поколение снова зеленые мальчики! А старики произносят громкие речи ... они - председатели парламентских групп, высшие госчиновники, генеральные директора, руководители промышленности, генерал-суперинтенданты ... действительные тайные советники и мэры. Они требуют себе высоких, высоких и многолетних титулов - авторитета! Перед возрастом и званием молодой человек должен стоять по стойке смирно!
Лео Шлагетер: Сколько тебе было лет в 1914 году?
Фридрих Тиманн: Девятнадцать.
Лео Шлагетер: Тебе сейчас двадцать восемь ... Через шесть лет будет тридцать четыре ... Мне было в четырнадцатом году двадцать лет. Через шесть лет будет тридцать пять ... Да, тебе, в самом деле, не стоит переживать, потому что мы стареем с годами ... автоматически стареем.
Фридрих Тиманн: Чтобы Германия не погибла от такого старения, наш долг сейчас распрямиться!
Лео Шлагетер: Возможно, в 1918 году мы бы могли исполнить этот долг. Штурмовые батальоны против партийных чиновников! Молодежные ассоциации против старых оппортунистов. Это фактически обеспечивало успех нашего дела... В то время мы позволили себе разобщиться. Мы в основном вели борьбу за консолидацию в странах Балтии, в Верхней Силезии ...
Фридрих Тиманн: Да, мы были героями! Лео Шлагетер: Да, политика делалась в Берлине, а герои, освистанные дома в качестве глупых зеленых юнцов, теперь живут на деньги из кошельков благородных отцов, как непутевые сыновья почтенных отцов! Так-то обстоят дела, мой мальчик!
… Фридрих Тиманн: С 1914 года все делается для Отечества. Купишь ли ты сигарету, бутылку коньяка или бренди, все считается государственной акцией и имеет отношение к плакатному призыву: В интересах государства и госэкономики!! У экономики есть заводная ручка ... и это - мировая экономика. Мировая экономика переживает перманентный кризис, и против него не нашлось никакого лекарства, кроме чрезвычайных мер ...
… Лео Шлагетер: Я не склонен к музыке. Изучаю теории счета. Просто барабанить ...? Просто пошуметь ...? Я достаточно наслушался грохота артиллерии! Я не пророк и не государственный деятель. Был младшим лейтенантом, а теперь я снова Лео Шлагетер, мирный деревенский мальчик из Шварцвальда.
Фридрих Тиманн: Я называю все это убогим повиновением!
Лео Шлагетер: Все это неотделимо от меня, Лео Шлагетера!
Фридрих Тиманн: Прекрасное имя! Так в мировую историю вписывается извозчик, а не немецкий офицер!
Лео Шлагетер: Ахиллес даже носил женскую одежду, это определенно хуже гражданской ... и все же он стал ... Ахиллом!
Фридрих Тиманн: Какая жалость ... ты обратился к поэтам ... когда солдаты начинают думать ...
Лео Шлагетер: ... тогда Генштаб становится эффективнее!
Фридрих Тиманн: В этом что-то есть! Эстетическое возбуждение ... Чаепитие и русская манера разговаривать!
Лео Шлагетер: Русская манера разговаривать! ... Несмотря ни на что, твой пример подтверждает мою правоту. Я был бы удовлетворен, если бы форма правления, политическая реальность возникали из вопросов и ответов, из тезисов и антитезисов, как в твоей России!
Фридрих Тиманн: Немец - не русский!
Лео Шлагетер: Да, он и не француз, не еврей, не англичанин и не ... и не ... Тогда, кто он, черт побери ...? Определенно не просто солдат!
Фридрих Тиманн: В этом-то и вопрос! Возможно, самое глубокое чувство немца - его страсть к борьбе. Империализм, католицизм ... все испробовано на немецкой земле! И теперь обсуждаются сразу все вопросы: марксизм, либерализм, фашизм, большевизм, парламентаризм ... Если ты мужик, то должен делать выводы! Заяви открыто о своих убеждениях! Не юли! Борись!! Будь солдатом !!!
Лео Шлагетер: Фритце, старина! (Смеется.) Никакой рай не выманит тебя из-за колючей проволоки.
Фридрих Тиманн: Нет, определенно нет! Колючая проволока - это колючая проволока. Я знаю, где нахожусь ... Не бывает роз без шипов! ... И, наконец, что не менее важно, я стремлюсь добраться до сути идей! Всю эту чушь знаю ещё с восемнадцатого… Братство, равенство… свобода… Красота и достоинство! Мышей ловят на сало. И тут же, за болтовнёй: Руки вверх! Бросай оружие… Ты республиканское стадо избирателей! - Нет, весь этот мировоззренческий салат мне не подходит… Здесь стреляют! Когда я слышу слово „культура“… я взвожу курок моего браунинга!
Лео Шлагетер и Фридрих Тиманн – оба националисты, патриоты в бюргерском представлении. Однако патриотизм Тиманна – слепая вера в боевой дух и силу оружия, которые составили славу и гордость Германии в прошлом, Шлагетер более склонен учитывать реальность. Он понимает, что внутренние и внешние условия существования Германии кардинально изменились.
Почему бы не понадеяться на бухгалтерский учет?! Если он может стать тем архимедовым рычагом, который вырвет Германию из послевоенного омута, пусть даже после продолжительного периода времени, то это в любом случае, дарит надежду. Фридрих Тиманн начисто лишен веры в бухгалтерский учет и даже в созидательную роль культуры, в целом.
Именно здравый смысл на уровне буржуазного мироощущения делает Шлагетера вначале «белой вороной» и «слабаком» среди товарищей-фронтовиков с исковерканной войной психикой. Однако сама Веймарская республика была продуктом военного поражения и унижения Антантой Германии, что заставляло изломанную психику граждан выглядеть нормальной, а нормальную психику – неадекватной.
После захвата французами Рура Шлагетер ищет подтверждения своей веры в наличии у властей «тайного» плана возрождения Германии в разговоре с генералом рейхсвера, но убеждается, что тот столь же немощен, сколь правительство, и вынужден скрывать свое сочувствие сторонникам вооруженного сопротивления французам. В результате в душе Шлагетера происходит перелом. Он присоединяется к группе сослуживцев, убежденных с самого начала в необходимости вооруженной борьбы. В конечном счете, он попадает под высшую меру французского правосудия за террор.
Кстати, начало пьесы «Шлагетер» напомнило мне сцену из знаменитого фильма Никиты Михалкова «Свой среди чужих, чужой среди своих». Помните, как ведет себя в начале фильма красный командир отряда ЧОНа Андрей Забелин, не способный вынести переход от времени воодушевляющей боевой революционной романтики к отупляющей унылой концелярщине бухгалтерского учета мирных дней? Он переживает эмоциональный взрыв и убегает из помещения наружу, чтобы охладиться под летним дождем и успокоиться.
Забелин – рядовой персонаж фильма, демонстрирующий «военную косточку». Максиму и Шлагетеру вменено творческой фантазией драматурга решать мировоззренческие проблемы соотношения совести и долга перед обществом и государством. Эти герои живут в эпоху перехода от свободной капиталистической конкуренции к монополистическому капитализму или империализму как высшей стадии капитализма. Оба ощущают всевластие финансовой банковской олигархии, порождающей в эту эпоху войны, и ненавидят ее.
Но как не похожи их судьбы после крушения военно-монархических режимов, господствовавших в Германии и России. В эпоху империализма конкуренция не исчезает, но приобретает более циничный и жестокий характер. Войны становятся продолжением империалистической конкуренции. Германия, пережившая империалистическую войну, остается в рамках капиталистической системы на положении изгоя империалистов Великобритании, США и Франции, выплачивающего дань олигархам этих стран под личиной демократического государства в западном стиле, именовавшегося Веймарской республикой.
Это глубоко ранит «тевтонский дух» ветеранов войны, влачащих жалкое существование, в то время как Германия выплачивает огромные репарации победителям. Президент республики Фридрих Эберт, социал-демократ II «желтого» Интернационала, обратившийся в холуя представителей международного и национального финансового капитала, вызывает ненависть, как правых радикалов, так и коммунистов. Шлагетер в рядах правых националистов. Считая капитализм нормой жизни, он проходит путь от приспособленчества к кредитно-финансовым отношениям к использованию насилия в качестве средства спасения страны. Этот путь приводит его к гибели.
Максим после победы Великого Октября живет в другой реальности. Коммунистическая революция вырвала Россию из системы капиталистического гнета. Она сделала выполнение долга перед обществом и государством условием личного успеха. Исполнение Максимом функций комиссара банковского дела явилось важнейшей частью этого долга. Но для него это лишь эпизод борьбы за социалистическое обновление государства, в то время как для Шлагетера интерес к коммерции и банкам ограничивается стремлением к личному успеху.
Он понимает, в конце концов, необходимость сочетания личных и государственных интересов, лживость либеральной идеи безграничного эгоизма, понимает неизбежный приоритет общего над частным. Однако в Веймарской республике общее так же фальшиво, как и частное. Общее – это государство местной олигархии, подчиненное мировой англосаксонской элите. Частное – это блуждание во тьме обывателя, погруженного в мистику окружающей капиталистической действительности. Эта мистика влечет Шлагетера на путь террора, делает его прообразом нацистского государства, нашедшего в евреях козлов отпущения.
Всюду деньги, деньги, деньги, Всюду деньги, господа, А без денег жизнь плохая, Не годится никуда, - утверждает старинная песня. Сюда бы надо было добавить банки, кредит, бухгалтерский учет. Все это необходимо для личного счастья и экономики. Но при капитализме это инструменты обогащения немногих, при социализме они обеспечивают благосостояние всех. Наукой, объясняющей это чудесное превращение, является марксистско-ленинская экономическая теория, в особенности, НЭП.
| 